Это была медленная пытка и бесконечные терзания, которые начались со слов: «Милый, я беременна». Первый подростковый секс выпускницы школы и на пять лет старшего бойфренда, полгода назад приехавшего покорять Берлин из богом забытой деревни, – Бонна, - стал роковой ошибкой, потянувшей за собой катастрофическую цепь событий и уничтожение двух судеб. Через девять месяцев в молодой семье родился первенец, а после еще четверо братьев и сестер. Так началась жизнь Александра Бремера.
   Помощи не было. Поэтому её никто и не ждал. В реальности случается больше бед, чем в фильмах, и никто никогда не приходит на помощь; к сожалению, только в иллюзорном мире существуют супергерои.
   Молодые и перспективные, обязательно пробьют себе место в жизни. Напутственное слово родственников перед дальним плаванием. По соседству рядом с пропастью они, измученные и бесполезные, толкали все шансы на развитие в бездну, обзаводясь детьми. Между сердцами кровоточащая стена из будней и бытовых проблем; они мучили их до соседства у края, они оставались рядом в паутине недовольств и лжи. И каждую неудачу молодые родители ночными криками, дневными ссорами выплескивали на собственных отпрысков.
   Мать – омега, по национальности русская, домохозяйка с пятью детьми, серая, как грязевой покров после ливня; размытая темнотой повторяющихся дней и немыслимой мигренью, которую разбавляла в конце дня излюбленным горячительным. Простая и банальная история уставшей женщины, вложившей красоту и молодость в жизнь, о которой боялась раньше подумать; и теперь эта жизнь горьким комом стояла поперек горла. Отец – альфа, немец, гулящий работяга, выстрел которого всегда мимо цели; погрязший во лжи и лицемерии, как и любой, кто промахивается.
   Есть три вещи, за которые стоит сказать спасибо неудачнику-отцу.
   Первое - это за вовремя сломанную ногу сынку. Младшему Бремеру было 14, когда отец понял, что тесное общение чада с улицей имеет свои последствия. Казалось бы, что поздно спохватился, однако после травмы и первых и последних нравоучений мальчишка стал чаще посещать школу, которую до этого не особо жаловал. Но, увы, поход на стадион и занятия футболом пришлось приостановить. Как выяснилось навсегда. Когда стихла боль Саша смог открыть глаза, его внутренний мир был разрушен. Стремительно всё, что опиралось на детские мечты, взорвалось, превращаясь в мелкие крупицы, которые больше не собрать воедино. Он вполне мог бы преуспеть на этом поприще: высокий, выносливый, целеустремленный.
   Второе. Чтобы научить жизни, старший Бремер не придумал ничего лучше, как взять сына на подработку к себе в автомастерскую. Накатанная линия от отца к сыну, предложенная дорога, которая имеет пункт А и пункт Б; известна скорость движения, известно расстояние в несколько лет до упадка, до уровня отца. Отказ может стоить ему еще одного перелома или сотрясения. Поэтому движение начато. Юноша задымит сигаретой где-то за углом, чтобы не просек отец; дымом настоящего в потолок навесной крыши упирается его будущее. А ведь сердце хочет выше. А пытливый ум желает понять, как же устроен чертов мир. Не поэтому ли Александр так полюбил свободу скорости; с интересом разбирал путаные механизмы, чтобы проследить закономерность. К сердцу гаечным ключом и адреналином в 200 км/ч по шоссе прокладывался путь новой цели.
   Когда с детства ощущаешь на своей коже всю ущербность окружающего мира, хочется сорвать с себя внешнюю оболочку и вырваться из кокона. В свои 17 лет Бремер скинул с себя кандалы. Это было третье - последний подарок, врученный отцом. Свобода. Его никто не удерживал дома: конфликтный парень, окруженный теми родными, кто вряд ли поймет, невозможно дорого отрывал себя в будущее; матушка с оставшимися четырьмя детьми тоже не особо плакалась, за пять минут собрав сумку старшему сыну. И адьес, студент!
   В Мюнхен. Туда, где ни дня на учебе. Где вещи сгорают, вместо них остается зола и ни гроша в кармане. Ладони в грязи от наркотиков, кислота ртутью по крови, а нити вен через секунду вздыбятся от непривычного, лицо бледное как у покойника.Александр, уже не смотришь в зеркало? Вся злость сконцентрирована на пафосе и желании придать значимость своему прогнившему нутру в жалкой пародии на жизнь. Хватался за мутные дела, чтобы свести концы с концами. Радовался пене, тратил за день всё; страдал вымышленной зависимостью, без желания включить мозги; говорил бессодержательную чушь, будто это решит проблемы. Бремеру за 20, а его безмозглая ипостась на пике пафоса.
   Идеи и амбиции работают на секс. Пустотой летящих ночей и полуденных пробуждений остается у той, кто с хатой. Существует в удовольствие и мелкими подработками; оседает в очередном клубе барменом. За ночь слушает рассказы, оборванные алкоголем, хотя и сам бы излил душу; за ночь встречает спасательных шлюх в коротких юбках. А утром опять болит голова не так от похмелья, как от тонущих слов в цикличном уничтожении себя.
   В свои 25 впервые становится на землю твердо, переезжая в Бонн в момент, когда получает в наследство недвижимость дальней тетушки из городишка Бонн; вескими решениями питает блеск своих глаз. Гонит себя плетью к реальности; возвращается к делу отца, но на новый лад, устроившись в автомастерскую. Повторяется ли история? Привычный вкус прошлого спасает мир; накладывается хоть что-то серьезное на разгульный образ.
   Отрицаю все, что было важным последние 29 лет. Это все - черновик с ошибками, в котором застой безвременья. Никакой свободы. Всё мимо разными лицами, сменой декораций и сомнительными эмоциями. Всегда искал близкое в разливах алкоголя, изгибах чужих тел, едком дыме сигарет. И как безотлагательно отсеял всё в момент, когда ты появился в поле зрения. С тобой эмоции раскрашены в тона, которые не уловить с другими. Без толики сомнения касаться пальцами и чувствовать – замри и задохнись от переизбытка. И, отпуская от себя, бросаться с головой в очередные поиски тебя, чтобы сразу в чистовик новой историей.