С юнного возраста привык полагаться исключительно на самого себя, заранее просчитывать развитие всякой ситуации и как можно меньше привязываться к людям. Хотя, первые годы обучения в гимназии, Рейзен всячески старался прослыть борцом за справедливость и обзавестись большим количеством друзей. Но уже спустя год юноша сосредоточился исключительно на учебе и восточных единоборствах, шаг за шагом обучаясь смирению и умению контролировать собственные эмоции.

Прежде всего, эти изменения были вызваны нескончаемыми стычками со старшеклассниками, которые подтрунивали над Рейзеном, называя его "директорским сынком" и "мямлей". В связи с недоверием сверстников и соперничеством среди молодых альф, Рейю приходилось учиться в разы усерднее и бить куда сильнее, чем первые задиры школы. Психологическое осознание себя Альфой пришло к Рейзену сразу после смерти папы-Омеги, поэтому в определенном плане, юноша опережал своих сверстников.

Когда в гимназии все-таки прошел слух о том, что Майсаки Рейзен круглая сирота, а его истинный папа был представителем самой древней профессии, отношения со сверстниками обострились. Не смотря на всю боль потери и одиночества, именно это помогло Рейзену перебороть самого себя: день за днем он старался быть милосердным и прощать своих обидчиков. Самым большим поражением для него, было бы не умение контролировать собственные инстинкты и пойти на поводу у манипуляторов. Потому, как и любой другой перфекционист, юноша парой доводил себя до полного изнеможения. Скрытую агрессию он выжимал вместе с потом в спортивных секциях, а все оставшееся свободное время тратил в городской библиотеке, вызубривая тексты на латыни.
В силу собственных идеалов и привитых ценностей, самым большим поражением Рейзена стало бы превратиться в такого же как они. Или точнее сказать, в такого как его биологический отец-Альфа.

После гибели Эрика, Рейзен впал в глубокую депрессию. Он сильно изменился и помимо потребности в алкогольном допинге, мужчина превратился в заядлого циника, не признающего ни любви, ни ненависти. Одиночество стало его методом самобичевания.

Утро выдалось душным. Солнечный свет почти не проникал в комнату, так как все окна были плотно зашторены. Крошечные пылинки роились в единственном луче света, словно вытанцовывая вальс у самого потолка. Где-то неподалеку раздавался оглушающий вой полицейский сирены, а сосед снизу все никак не мог заткнуть своего лающего пса.
Рейзена мутило, он сидел на помятых, пропитавшихся потом простынях, крепко обхватив голову обеими руками. Если бы ему дали сейчас ствол, то он бы не задумываясь пустил себе пулю в висок. Однако, пистолет пришлось заменить на две таблетки парацетомола, наспех запитые водой из под крана, которые комом стояли в горле. Мужчина чувствовал как сердце отбивает чечетку где-то на уровне глотки и от этого безостановочного стука становилось все дурнее. А еще приторный запах чего-то сладкого, похожего на жженый сахар, надоедливо проникал в разум, каждый раз когда мужчина пытался восстановить хронологию вчерашних событии. Это напоминало изощренную, китайскую головоломку в которую ему угораздило влезть по собственной воле.
Он кое-как высвободился из липкой, некогда идеально выглаженной, белоснежной рубашки. На ощупь отыскал потрепанную пачку Lucky Strike, дрожащими пальцами выудил последнюю сигарету и потянулся за зажигалкой в карман брюк.
Миниатюрная, розовая зажигалка из пластмассы с уже почти вытертым логотипом какого-то бара, слабо напоминала его любимую, металлическую Zippo. Она походила на игрушечную пародию, если бы такие допускались для распространения в магазинах детских игрушек. Щелчок колесика и слабое пламя осветило понурое лицо Рейзена. Окало минуты, он пристально рассматривал находку, крутил ее между указательным и средним пальцами, как если бы это была монтка... И наконец вспомнил.
Со дня гибили Эрика прошло 5 месяцев и 6 дней. Все это время Рейзен глотал прозак, запивая его не разбавленным виски и прикуривал одну за другой сигареты. Он так ни разу и не появился на могиле возлюбленного, но каждый четверг платил посыльному, что бы тот доставил белые лилии его родственникам. Двигаясь по одной и той же траектории, вычерчевая замкнутый круг день за днем, минута за минутой. Он упивался своим горем, лелеял и оберегал его, точно так же как память о единственном близком человеке.
Правда, мужчина пару раз таки захаживал в церковь и даже однажды исповедовался. Но жалость в глазах священнослужителя, соседей, приятелей из "Клуба Альф", босса и даже родной тетки - этого Рейзен не мог пережить. Что бы избавится от навязчивой идеи о собственной никчемности, он то и дело влезал в пьяные потасовки. Размахивал кулаками до полного изнеможения, когда боль в печенках и кровавые подтеки того гляди могли довести до потери сознания. Но только а такие моменты, что от адреналина закладывало уши и кружилась голова, он наконец ощущал себя снова живым. Однако, вчера случилось что-то еще, куда большее чем петушиный бой на задворках ночного клуба.
Рейзену хотелось трахаться. Нет, ему не нужны были ласковые поцелуи, умелые пальцы и трепетные вздохи. Это необузданное желание кому-то присунуть, даже сексом нельзя было называть. Он никогда еще не чувствовал такого голода, неконтролируемая потребность в обладании чей-то плотью, как можно быстрее, резче, да так, что плевать на чувства, эмоции и даже боль.
Омега. Слишком худой, с почти светящейся насквозь кожей, прямо как крылья бабочки на свету. Неаккуратный, сутулый и заметно дерганый - судя по симптомам, тот еще нарик. Рейзен снял его на всю ночь и они укатили в ближайший мотель. Стандартный клоповник для подобных встреч, где каждый этаж был напичкан молоденькими телами и разбитыми надеждами.
Парень представился Оли, но Рейзену было плевать. Он намотал длинные до лопаток волосы на левую ладонь и притянул лицо проститутки к себе. Пустые, обдолбанные глаза и бесконечно огромные зрачки, в которых можно было без труда различить собственное отражение. Выступающие, острые скулы и впалые, неуклюже намазанные румянами щеки. Одним словом "куколка" - сломанная и изрядно потрепанная. Но стоит заметить, очень способная. Оли двигался легко, вдохновенно - заламывая тонкие руки, выгибаясь в пояснице и выпячивая бесконечно уязвимую шею. Только, когда он начал гортанно стонать, приторно вздыхая и мяукая что-то вроде "любимый", то незамедлительно получил пощечину и замолк. Остаток ночи отрабатывая в звенящей тишине, нарушаемой разве что брызжанием пружин в пыльном матрасе и шлепками кожи о кожу.
Сцепка длилась окало часа. В течении которого, Рейзен пересчитывал шарики-позвонков и едва различимые, тонкие шрамы на лопатках. Судя по всему, Куколке пришлось не сладко и его время от времени хорошенько стегали. Рейзен хотел было спросить, но вовремя заткнулся - все равно ведь парень ему ничего не скажет или наврет.
Когда узел опал, они оба перевернулись на спину, раскинувшись на казенных простынях. Рейзен пялился в давно небеленный потолок, в то время как сутулая фигурка рядом, стоя на коленях снюхивала белый порошок с крошечного зеркальца. Потом они с Куклой разговорились: он уже больше года сидит на героине, а когда его не достать, балуется коксом. Торговать телом он начал в четырнадцать, точнее его папаша снимал бабки пока сын-Омега ублажал местную босотву. Потом отца упекли  на 15 лет в колонию строгого режима, и с тех пор Оли сам решаем кому, когда и за сколько. Правда, он так и не признался сколько ему сейчас лет... Впрочем, оно и так было ясно. Он неизбежно превращал себя в старца.
Откинув розовую побрякушку, Рейзен встал с кровати и побрел в душ. А ведь, Куколка оказался сентиментален, редко когда шлюхи что-то дарят своим клиентам, пускай это и всего лишь зажигалка.