Damian Hartell, 24 y.o [act.#5]

Основные пункты биографии:
х англичанин по происхождению, родился в крайне обеспеченной семье: мать-омега – известная актриса, модель и «лицо» нескольких линий дизайнерской одежды и аксессуаров, отец-альфа – владелец крупной транспортной компании, позже практически монополизировавшей этот сегмент рынка в Бонне и многих близлежащих городах.
х мать почти не бывала дома из-за съемок, а отец практически ночевал на работе, однако о сыне оба родителя заботились неустанно – вместе с няней он жил в самом благоустроенном и тихом районе Манчестера, в частном доме; мать при каждом удобном случае звонила сыну, чтобы проверить, все ли в порядке, так что техникой он пользоваться научился свободно уже лет с трёх.
х когда Дамиану было шесть лет, он познакомился – а после и подружился с Мишелем Ниве: мальчишкой-бетой из небогатой семьи, чей дом был на другом конце улицы; наконец открыв для себя простую детскую дружбу и общение, не связанное рамками, он впоследствии настоял на том, чтобы его записали в ту же общеобразовательную школу, что и Мишеля.

х они были лучшими друзьями почти восемь лет и много времени проводили вместе – однако в 14 лет Дамиан оказывается вынужден сменить место жительства: отец принял решение расширять влияние компании на немецком рынке и немало преуспел в этом, после чего семья переехала в Мюнхен, затем – в Бонн; с Мишелем парень еще где-то года полтора между переездами держал связь по переписке, но потом это общение как-то сошло на нет.
х в 17 лет Дамиан поступает в университет на экономический факультет, попутно начинает знакомиться с тонкостями менеджмента в компании отца; примерно тогда же происходит первый Гон, благодаря личной подкованности и контролю со стороны родителей прошедший не то что спокойно – даже скучно.
х исправить это недоразумение Дамиан попытался через полгода, когда его накрыло в следующий раз; ни к чему хорошему этот бунтарский отрыв не привел: девушка-омега, забеременев, попыталась использовать ребенка как рычаг давления, однако была лаконично послана на принудительную абортацию.
х с тех пор Дамиан всячески приучается контролировать себя во время Гона, ищет способ не поддаваться эмоциям и настолько, насколько это возможно, подавлять желание; начинает пользоваться средствами, маскирующими запах – обнаруживает, что они значительно ослабляют накал страстей вокруг него, и находит это крайне полезным эффектом.
х учёба и работа в самом деле интересуют его больше, нежели погоня за омегами; честно сказать, если бы не Гон – он и вовсе бы не обращал на них внимания, ощущая преимущественно безынтересность и пустоту к окружающим его людям вне зависимости от их пола; скучает и ищет развлечения в гонках на мотоциклах.
х ближе к концу обучения не столько из интереса, сколько из-за скуки и статусных обязанностей присоединяется к «Клубу Альф»; позже, впрочем, обнаруживает, что это неплохое место для того, чтобы отдохнуть и оттянуться в относительном покое и тишине, о политике задумываясь в последнюю очередь.
х закончив университет с отличием, около года занимается управлением компанией на «испытательном сроке», после чего происходит официальное назначение и «передача эстафеты» от отца, которому уже года три как следовало уйти на покой по состоянию здоровья.
х в данный момент уже больше года официально является генеральным директором компании Hartell Transition, однако к обязанностям своим относится весьма сомнительно – много большую часть работы выполняет его непосредственный зам, начавший работать ещё при отце; сам Дамиан лишь два-три раза в неделю проводит советы директоров, разом решая накопившиеся вопросы, в остальное время оставаясь на телефоне и включаясь в дело только в самых экстренных случаях.
х несмотря на кажущееся попустительство, Дэйм, хорошо наученный отцом, держит своих сотрудников в ежовых рукавицах, детально контролирует финансовые сводки и заботится о том, чтобы поддерживать уровень монополии, на который вывел компанию его отец; компания – по сути, единственное достаточно ценное нечто, что наполняет смыслом безбедную и довольно скучную жизнь парня.

Damian Hartell [Eng]
Дамиан Хартелл [Rus]
Среди знакомцев - Дэйм, Дэм. Иногда – Медный, за цвет волос. К никнеймам и кличкам относится прохладно, однако над именем извращений не принимает.

Suoh Mikoto – K-Project

внешние данные:

Ⅰ. Рост: 188 см.;
Ⅱ. Вес: 84 кг.;
Ⅲ. Цвет глаз: янтарно-карие;
Ⅳ. Цвет волос: медные (тонировка красным);
Ⅴ. Оттенок кожи: светлый;
Ⅵ. Телосложение: сухое и крепкое, атлетический тип;
Ⅶ. Особенности: хрящ левого уха проколот в верхней трети, имеется стальная серьга-кольцо; на указательном пальце правой руки – три одинаковых узких стальных кольца, на запястье левой – три браслета, тоже сталь.

▌Запах: густой, сладковато-терпкий гранат со свежей ноткой имбиря;

Общее описание:
Достаточно высок и крепок от природы, рельефная поджарая мускулатура отшлифована на занятиях борьбой и легкой атлетикой, в универе демонстрировал отличные спортивные достижения. Но рост – это одно дело, а вот величавую, вальяжную манеру держаться не пропьешь, и по ней Дамиана можно узнать издалека. Он выглядит небрежным и терроризирующе спокойным, бесконечно уравновешенным в своей плавной, тягучей силе. Безразличное выражение лица, дерзновенно приподнятый подбородок, торс слегка откинут назад, а руки в карманах – даже строгий офисный костюм не всегда способен загнать всё это в подобающие рамки. При этом Дэйм категорически неконфликтен и способен одним только тяжелым взглядом охладить пыл любого, кто нарывается ему на кулак. А кулак у Дамиана крепкий; он драться хоть и не любит, но проявляет это только в том, что любую драку стремится закончить с одного, максимум двух действительно жестких ударов.

Лицо у парня узкое, хищное, с резко очерченными чертами – прямой нос, широкий рот, суженные глаза под тяжелыми веками и низким росчерком бровей. Выражение его обычно флегматичное донельзя, как будто он от всего заранее устал; из этой же флегматичности порой проявляется и задумчивая мягкость, способная в один момент треснуть и раскрошиться, стоит ему свести брови до складки меж них и ощериться ухмылкой. Но обычно этот типичный альфачий «взгляд хищника» прячется на самой глубине и без спросу не вылазит; Дамиан предельно сдержан в манерах и эмоциях – особенно в окружении ничем не интересных ему людей… а таких, что уж конечно – подавляющее большинство. Из-за этого внешнего спокойствия вкупе с замаскированным запахом чаще мнится другим Бетой, нежели Альфой, что его более чем устраивает. Изредка и очень искоса можно заметить, что непоколебимо дымящий очередной сигаретой парень в тёмном углу – за чем-то в действительности очень пристально и цепко наблюдает.

Он, такое ощущение, нарочно не водится с расчёской – волосы его безалаберно встрёпаны и зачёсаны наверх, однако из-за невеликой длины не лежат ровно, а равномерно топорщатся сухими иглами. Когда принимает душ, видно, что длиной они ему чуть ниже ушей. На лицо спадают две узкие, но длинные пряди-антеннки.
Любой иной одежде предпочтёт майку и джинсы, а то и вовсе просто джинсы, потому что без майки определенно есть, чем похвастаться, и Дамиан обычно не упускает возможности себе этим польстить.

Характер:
Индифферентность Дамиана по отношению к окружающим, в самом деле, носит какой-то зашкаливающий характер; он, для которого родители с малолетства поделили мир на достойных и недостойных, успешно продолжил и усугубил «семейную традицию». Вот только ориентируется Дамиан отнюдь не на внешнее богатство и обеспеченность. Он умён, действительно умён и сообразителен, а проницательность и умение логически мыслить, особенно развившиеся в годы студенчества, не столько позволяют, сколько вынуждают относиться ко всему критически – один раз научившись думать, оценивать и подмечать, обратно к простому и незамысловатому миру вокруг уже не вернешься.

Дамиан прекрасно видит и не стесняется лаконично определять, насколько тупы и примитивны окружающие его люди. Лет в девятнадцать его это ещё парило временами, но потом как-то резко перестало – и Хартелл порой не отказывает себе в удовольствии постебаться вволю над этой недалёкостью и душевной скудностью, причем порой весьма в грубой форме. Порой – потому что в остальное время ему категорически лень изгаляться. Медный вообще редко держит язык за зубами именно тогда, когда это действительно нужно – нахамить и ляпнуть может что угодно с одним и тем же флегматичным лицом, но чаще он просто скучен, молчалив и крайне тяжёл на подъем. С ним невозможно разговаривать, если он того не захочет; да что там, с ним и рядом находиться в это время тяжело – во всяком случае, не чувствуя себя дураком и швальным ничтожеством, которого в лупу разглядывает учёный-натуралист. А это, согласитесь, мало кому нравится.

Оттого друзей у Хартелла, в общем-то, и нет – одни знакомые да хорошие знакомые, с которыми не грех провести пару часов за выпивкой или обкатать новые шины на трассе. С некоторыми из них он действительно ладит, проявляя себя вполне компанейским, миролюбивым и живым человеком, говоря на одном языке взаимопонимания даже при отсутствии душевной близости. С прочими же держится не более выразительно, чем каменная стена, и добиться от него толку предельно сложно. Если Дэйм не заинтересован в результате и не получит с него выгоды – не важно, материальной или моральной – он и пальцем о палец не ударит, даже если у вас потоп, татаро-монгольское нашествие и полный пи#ец в одном флаконе. С близкими людьми - теми, кого он признал и ценит - ведет себя иначе и всегда готов подставить им надёжное плечо, но таковых близких у него только мать да отец, больше нуждающийся в хороших врачах, нежели помощи сына.

Он трезв, расчётлив и критичен; нужно быть действительно хитрым человеком, чтобы суметь его одурачить. Кроме того, Дэйм самодостаточен, стоит, затолканный жизнью, на вершине всех социальных цепочек и ни в чём не знает настоящей нужды – а уж тоской по душевному теплу и вовсе никогда не маялся: несмотря на все сложности детства, от родителей он получил его достаточно, да и по натуре привык не забирать, а вкладывать. В нём горит истинное живое солнце сильной души, но свет этот не пробивается сквозь слоновью толщину кожных покровов, только стабильно греет изнутри, разливаясь в прикосновении мягким теплом; и погаснуть оно не сможет – во внутреннем мире Дамиана такая опция попросту отключена его неумолимой уверенностью в себе. Волевой, умеет надавить и прижать как словом, так и делом, хотя предпочитает дипломатические методы. В гневе страшен и одной только напряженной быкующей позой способен создавать завихрения в пространстве, не говоря уже о том, что ложки от такого взгляда должны не гнуться, а плавиться - однако крайне редко по-настоящему выходит из себя: терпит до последнего, прежде чем наконец сорваться и рявкнуть от души.

И, разумеется, за всю эту вымораживающую стабильность и логичность приходится платить – и платить довольно жестоко; монорельсовый мир Дамиана пуст и сер, в нём мало красок и смысла, отчего им часто овладевает тупая лень, и парень может целый день не вставать с кровати или рубиться у плазменной панели в компьютерные игры. Куда-то рваться, нестись вперед, чего-то действительно хотеть – по-настоящему жить, в конце концов! – всё это, некогда бывшее реальностью, теперь позабылось, покрылось за года слоем пресной и душной пыли. Дамиан не помнит - не заметил, где и когда потерял себя, и живёт больше привычками, какими-то заранее распланированными нуждами, безразлично проматывая дни; он исполняет свой долг, но не может себя этим насытить, неизменно ощущая ледяную, мучительно глухую пустоту под рёбрами, словно кто-то выдрал оттуда кусок мяса и ничего не дал взамен. Этой пустоте не удаётся затянуть его в окончательный алкоголизм и беды только потому, что воспитан Дамиан иначе – и потому, что на плечах его лежит огромная ответственность не только перед отцом, но и перед многими сотнями людей, на него работающих. Это хоть как-то держит в строю и не даёт тихонько сложиться под куст. Поговаривают, это пройдёт, когда он всё-таки найдёт себе пару – но годы идут, а рядом с Хартеллом никто так и не задержался дольше, чем на несколько ночей в забытье обманчивой страсти.

▼страхи: серьезно покалечиться или внезапно погибнуть, не разобравшись, что к чему;
▌желания: просто жить – возможно, завтра будет лучше;
▄ любит: хорошо поесть и поспать, играть в экшены и шутеры, оставаться в тишине и покое, роскошную и достойную обстановку вокруг себя, особенно мебель в стиле барокко и кровати с балдахинами, гонять на мотоцикле по пересеченной местности, лениться и предаваться развлечениям;
■не любит: работать с документами, быть вынужденным общаться, безвкусицу в стилях, идиотизм и необучаемость, а так же мелочность и склочность в людях, и места, где запрещено курить.

Пробный пост:

взглянуть

...и вот это самое время, сейчас ощущаемое Сэем как в определенной степени послеполуденное, оставляло на грани сознания какое-то неловкое подозрительное воспоминание, идентифицировать которое у Охотника никак не получалось - ровно до того момента, как они с провожатым завернули за угол и направились прямо к местному собору. Служба уже закончилась, и народ постепенно расходился - не каждому удавалось быстро выбраться из душной толчеи внутри; однако по хребту все равно прокатилась волна опасливых мурашек. Сэй покосился на Раши, на всякий случай измышляя способ отослать его подальше прямо сейчас: есть под той крышей святость или нет, но переступать порог религиозной общины оборотню все равно не рекомендуется.

Магу и самому в собор заходить не хотелось - сказывались впечатления раннего детства. Жители далекой горной деревеньки были очень набожными, и в свой обустроенный в скальной расселине храм, от которого веером развернулась деревня, наведывались регулярно. Проказливый мальчишка же в бога не верил - хотя поначалу боялся до дрожи, зашуганный обещаниями кары небесной... но оной так ни разу и не последовало - обязанности бога по надиранию шкодливых непоседливых задниц обычно брал на себя дядя. В высокую духовность и божественную направленность руки с хворостиной уверовать не получилось тем более. И если в пятилетнем возрасте ветреного сорванца еще можно было призвать к порядку во время службы, до боли крепко удерживая жесткими пальцами за загривок, то лет с десяти перестало помогать и это - мальчишка научился лягаться и кусаться, да так, что связываться с ним не хотелось даже дяде... И что удивительного, что своенравный "звереныш" от зари до зари пропадал на скальной гряде? Хорошо хоть переломы и вывихи "замаливать" не пытались - сразу звали знахаря...

От воспоминаний, секундной кавалькадой пронесшихся по сознанию, веяло не только фимиамом, глушащим мшистую гниль ладаном и душной восковой гарью - но еще и восхитительным, чистейшим холодным ветром над серыми валунами, свежей сыростью земли под густым ковром прелой иглицы, причудливо ссыпающейся в щели меж вросшими в почву камнями, и тихим клубящимся спокойствием низких, почти не ведающих солнца небес... Сэй повел плечами, чувствуя, как снова начинает казаться тесной не только куртка, но и собственное тело, связывающее сокрытые под лопатками крылья; он не превращался уже почти двое суток, и это было заметно по глазам, из янтарно-карих ставших практически полностью золотыми, лишь с легкой узорчатой паутинкой рыжины, причудливо рассеянной по радужке. Правда, спутать их с глазами дикого оборотня не смог бы даже самый суеверный селянин - из-под высоких рыжеватых бровей и до желтизны выгоревших кончиками ресниц смотрел разумный светлый человек, смотрел открыто и спокойно, внушая умиротворение и тепло неизменной улыбкой, которая, исчезая с губ на время разговора, всегда пряталась в уголках широко раскрытых глаз.

Но опасения Сэя не подтвердились - внутрь им идти не пришлось: мэр с супругой и сопровождающими уже показались на свежем воздухе. И отлично, потому что маг прекрасно видел боковым зрением, как напрягся с потемневшим взглядом оборотень. Похоже, этому селищу повезло со служителями, умеющими молиться честно и бескорыстно - ну да в общем-то иконой им по макушке, пусть себе спасаются, лишь бы работать не мешали. Не то чтобы Сэю действительно хотелось обналичить сжимаемую в руке знаковую тряпку, но вот Раши в этом деле испытать было совсем не лишне - а деньги всегда пригодятся. Сколько бы там и за что мэр ни платил... Они - Охотники. Одного достаточно, чтобы справиться практически с любой селищанской напастью. А вдвоем справятся и подавно.

Но, как говорится - и в этом мысли Охотников явно сошлись - не было печали, хатико скачали: высунувшее нос из лукошка на локте мадам мэр угробище собачьей чести зашлось без ножа режущим уши звуком, даже Сэя заставившим поблекнуть и неприязненно податься назад. Но представитель власти не собирался уступать какой-то там собачонке и выдал на визгливо повышенных тонах:

- О... Оборотень!! Охрана! - какой лешачьей хитростью мэр смог заметить серебряные глаза Раши - маг так и не понял, но на разом загудевшую обстановку среагировал моментально: сунув тряпку за пояс, заступил дорогу быковатым охранникам, вытянутой рукой то ли заслоняя, то ли удерживая замершего на месте Раши. Золоченые глаза блеснули неожиданной строгостью, когда Вихрь наклонил голову, вынудив орясин придержать напор, озадаченно задумавшись о необходимости нарываться на конфликт - ну, лица у них, во всяком случае, повытягивались так, будто что-то меж кустистых бровей мыслить все-таки умело. В самом деле, Охотник - это вам не абы что, у любого порядочного гражданина - а у непорядочного тем более! - поневоле холодок по спине забегает встревожено, если замаячит необходимость драться с таким уникумом. Если бы не хриплая отдышка в дыхании мэра, можно было бы сказать, что на мгновение меж сторонами повисла мертвая тишина. Дама, побелевшая с качественностью свежайше накрахмаленной простыни, вцепившись в плечо контрастно раскрасневшегося мужа, безмолвно и стойко таращилась в пространство. Даже собачонка в кошелке заткнулась на полугавке. Кажется, ей внезапно стало не хватать воздуха - не без мелкой пакости со стороны мага.

- Господа, господа, - урезонивающий тон и поднятая в примирительном жесте ладонь, - попрошу без глупостей. В первую очередь он мой подопечный, и я настойчиво рекомендую вам это учитывать прежде его расы. - О том, что Раши теперь Охотник того же ранга, Сэй предпочел пока промолчать - благо, оборотень прятал татуировку под печаткой. На фоне еще не изгладившихся в памяти народа эксцессов прошлого это сочетание легко могло стать смертельным для и без того истончившегося спокойствия селян. - А во вторую - раз уж он, как вы верно заметили, оборотень, то - я уверен! - благоразумные люди вашего толка не захотят его разозлить, пра-авда?

Обезоруживающая своей ясностью улыбка снова собрала вокруг Сэя отхлынувшую было солнечную теплоту, полную переливов тонкого намека - не хватало только настоящего солнечного луча, что прорвался бы сквозь тучи и осиял желтую макушку; но погода не собиралась подыгрывать - наоборот, ощутимей стал накрапывать дождик, холодной изморосью покалывая щеки.

- Господин мэр, я пришел поговорить с вами по делу, - обычно Сэй говорил "мы", но сейчас намеренно акцентировал внимание на себе, вежливым жестом приподнимая знакомый клочок ткани, - вы искали Охотника и вы его нашли, - маг приосанился, - поэтому не будем тратить ваше драгоценное время на незначимые детали и перейдем к сути, прежде чем нас прервет дождь. - В иной ситуации конфликта Сэй непременно предложил бы пройтись, ненапряжно разговорить собеседника, уединиться в кабинете, обсудить спокойно и чего-нибудь выпить за заключение сделки, но только не там, где контакты в силу обстоятельств следовало свести к необходимому минимуму. - Что за работу вы предлагаете?.. - оттарабанил свое обращение Сэй, умудряясь говорить не только быстро, но и вполне разборчиво, дружелюбно глядя прямо на мэра, но и охранников его из поля зрения не выпуская ни на йоту; если окинуть фигуру мага внимательным и знающим взглядом, легко можно понять по мелким особенностям постановки ног и распределения напряженности по телу, что он держит наготове какое-то заклинание, в любой момент готовый пустить его в ход...