ELLIOT JENS LIND | ЭЛЛИОТ ЙЕНС ЛИНД
Доктор Линд, «Извинитепожалуйста» — ходовые обращения среди студентов
Был известен под фамилиями Флеминг и Гессе в своё время

Внешние данные:
Ⅰ. Рост: 191 см.
Ⅱ. Вес: 89,5 кг.
Ⅲ. Цвет глаз: карий.
Ⅳ. Цвет волос: каштановый.
Ⅴ. Оттенок кожи: светлый.
Ⅵ. Телосложение: нормостеник.
Ⅶ. Особенности: шрам от кесарева сечения, множественные шрамы на внутренних сторонах бёдер, шрамы на сгибах локтей, шрам поперёк печени; айлимб вместо правой руки и ЭКС; характерный запах.
▌Запах: розы и формалин.
Общее описание: доктор Линд не вписывается в классические (и неверные, должно заявить) представления об омегах, значительно превосходя «усреднённых» представителей своего пола ростом и не отличаясь характерными для подавляющего большинства женственными чертами лица, так что у новых знакомых, не привыкших к особенностям его наружности, порою возникает диссонанс. Посмотрев на него, сторонний наблюдатель скорее определил бы в нём бету, если бы не запах, который по всем канонам не должен оставлять малейших сомнений в анатомо-физиологических особенностях данного индивидуума.
Поскольку понятие красоты строго субъективно и не может быть приведено к единому знаменателю (однако эта самоочевидная истина никогда не мешала альфам поддразнивать омегу на этот счёт), нельзя охарактеризовать Эллиота Линда подобным прилагательным, но и нельзя не отметить, что даже явно проступающий на коже и во взгляде возраст и специфические, запоминающиеся черты лица делают его сколько-нибудь хуже других. Он не особенный, но индивидуальный, и это его полностью устраивает.
Как и в поведении, во внешнем облике доктор Линд придерживается сдержанности и осторожности: вероятность увидеть его в мятом костюме, растрёпанными волосами или с синяками под глазами после бессонной ночи равняется нулю... или стремится к нему.

Основные пункты биографии:
Третье января одна тысяча восемьдесят седьмого года стало лучшим днём для не самой скромной семейной пары, состоявшей из двух бет — Марты Флеминг, учительницы родного языка и литературы в лондонской частной школе Сент-Паул для девочек, и Каспара Флеминга, инженера-электротехника; именно в этот день на свет появился мальчик, названный Эллиотом и сразу же попавший не в лучшую семейную обстановку. Несмотря на ореол благополучия и высокий достаток, не всё в немалой семье Флемингов, насчитывавшей после рождения Эллиота три поколения, живших друг от друга в непосредственной близи, было идеально: не похоже, чтобы дед, всегда пугавший маленького Эллиота, занимался чем-то особенно законным, и потому закономерно, что часто возникали проблемы у Марты, Каспара и их сына.
В возрасте четырёх лет спешно был сдан в начальную школу Chapter House при колледже имени королевы Этельбурги, что находился в городе Йорк на расстоянии двухсот восьмидесяти одного километра от родного Лондона; вместе с ним в Йорк переехали мать, невыразимо уставшая от домашнего насилия со стороны мужа и отчасти воспользовавшаяся шансом уехать далеко и надолго, и Исабелль, бабушка по линии отца, бывшая некогда дипломатом при посольстве Лондона в Милане, о чьей дипломатической работе ходили восхитительные легенды. По окончании был переведён в среднюю школу King`s Magna всё в том же городе и на том же месте — сменился только корпус, в котором Эллиот проживал, и увеличилась академическая нагрузка. Учась в ведущей частной школе на севере Англии (а после войны, возможно, и на всей территории бывшей Англии вообще), Эллиот показывал достаточно высокие результаты и не менее высокие амбиции, больше направленные на академический успех, чему немало способствовал индивидуальный подход к обучению. С семи лет Эллиот увлекается музыкой и стремительно осваивает фортепиано, хотя, как ни странно, музицирование остаётся для него чем-то сродни хобби, но никак не областью, в которой он намеревался реализоваться. Впрочем, это изменится.
Закономерно выбрав между колледжем и факультетом колледж, предлагающий исключительно академическую среду, Эллиот погружается в тонкости наук естественного цикла и математику. Боле прочих его увлекают неизменно химия и ботаника, вскоре плавно перетёкшая в некое подобие фармакогнозии; астрономия также входит в область его любопытства, но тоже остаётся на уровне невинного увлечения, а в двенадцать он неожиданно проявляет наклонности отца и берётся за изучение тонкостей работы всевозможных механических приборов. Его учёба была невероятно разнообразна и включала всестороннее развитие, но, к сожалению, это связано с отъездом матери и бабушки в Лондон, где срочно потребовалось их присутствие, так что всё свободное время Эллиот занимал учёбой, учёбой и ещё раз учёбой, лишь бы как-то отвлечься от ощущения, что особо никому из своей семьи не нужен. Изредка показывался дед, Дэниэл, чтобы осведомиться успехами внука, а после пропадал в бывшей столице Великобритании. Параллельно естественным наукам и грусти из-за исчезнувшей матери Эллиот терзает альт и скрипку и сочиняет своё первое небольшое произведение для фортепиано.
На двухгодичный шестой класс Эллиот выбрал себе четыре предмета уровня A: химию, биологию, французский язык и высшую математику, и совмещал их с одним из профессиональных курсов BTEC — музыкой. Нагрузка, конечно, становилась порою невыносимой, и в семнадцать лет, ознаменованные также первой течкой, проходил курс лечения в психодиспансере, получив попутно скверный диагноз, перечёркивавший всякую надежду поступить когда-нибудь в университет, — биполярное аффективное расстройство личности. Каким образом разбирались с возникшей проблемой Флеминги, Эллиот не знал и знать не желал и вернулся обратно в колледж Этельбурги, ставший ему родным домом, но никаких преград ему никто не чинил. Сделав вид, что так и было задумано, Эллиот, по-прежнему нечасто посещаемый семьёй, окончательно забился в учёбу и самосовершенствование, прочно подсев на сапрессанты: течка ему не понравилась, да и времени на самоосознание новой роли он никак не мог себе выделить. Итог логичен: вскоре Эллиот Флеминг воспринимался всеми как среднестатистический бета, лишь весьма и весьма примечательный в учёбе, легко избегавший всяких тесных личностных взаимодействий и оттого даже прослывший холодным зазнайкой, дурно пахнущим формалином и розами.
Уже с восемнадцать опубликовав крайне занятную научную статью о взаимосвязи между растениями и залегающими под ними горными породами на примере характерной флоры окрестностей города Йорк и совместив таким образом геологию и фармакогнозию, Эллиот Флеминг стал объектом пристального интереса со стороны Лондонского Имперского колледжа. Собственно, со своими баллами за UCAS он мог поступить в любой из оставшихся университетов группы Russell, однако, едва покинув стены родной школы, скрылся вместе с матерью в неизвестном направлении. Быстро сменив фамилию на Линд, Марта, решившая покончить с токсичными отношениями раз и навсегда, и Эллиот, решивший больше никогда не видеть лондонскую часть семьи, переехали в Лейпциг, где Эллиот без видимого труда поступил в местный университет на химический факультет — химии и минералогии, если точнее. Объяснялся этот рискованный побег достаточно просто: очередная излишне серьёзная ссора, напрямую связанная с семейным бизнесом, наконец, довела до смертоубийства, и, согласно слухам, упрямо ходившим среди Флемингов, Дэниэл Флеминг убил своего сына, Тереса, за то, что тот пошёл с повинной в полицию. Незадолго до этого происшествия сменила место жительства и Сельма, уехавшая в тот же город (вскоре она вновь сменила место жительства, выйдя замуж за Никодима Линдсея, и на сей раз порвала контакт), что и Марта с Эллиотом, так что вполне логичные причины для выбора подобной локации у них имелись.
С матерью они жили душа в душу. И хотя браться за самостоятельную воспитательную работу было уже слишком поздно, Эллиот показывал себя с лучшей стороны: он всегда заботился о матери и уважал её границы, никак не высказывал недовольства, если та желала завести романтические отношения, пускай и шутил, что жил "в условиях постоянной конкуренции" и пытался превзойти для матери любого, и воспринимал мужчин рядом с ней без особого энтузиазма. Он всегда был в курсе её проблем; знал, что у матери может быть плохое настроение и умел прислушиваться в душевному состоянию ближнего; понимал, что не всегда можно отвлекать мать от составления учебного плана, но она бросала все дела, свидания и учебные материалы, чтобы почитать с ним вслух прозу Томаса Манна, поговорить о дружбе или новой идее, захватившей вдруг сына, склонного к научной деятельности. Они вместе увлекались астрономией, позже выросшую в астрофизику, вместе ходили в театр, вместе наслаждались оперной музыкой и могли сидеть долгими вечерами напротив фортепиано, когда Эллиот наигрывал свою новую сонату.
Университет стал, бесспорно, лучшим временем в его жизни: Эллиот неистово любил учёбу, брался за всякий проект, подворачивавшийся под руку, и генерировал идеи для новых работ. Школьный дом сменился новым, и он радостно проводил целый день в университете, переходя из лекционных залов в библиотеку, а оттуда — в лаборатории, после коих заглядывал в, конечно же, столовую. Он изучал и роль монохлорида серы в синтезе серосодержащих гетероциклических органических соединениях, получая димеркаптопроизводные, и масс-спектры кремнийзамещённых силилалкилпроизводных азотсодержащих гетероциклов, и нитропроизводные дихлорбензофуроксанов. Его бессменным научным руководителем стал мужчина-альфа, хабилитированный доктор, по имени Александр Шварц, никаких сил не жалевший для своего ученика и намеревавшийся вырастить из него такого же доктора химических наук, как и сам. И не то чтобы Эллиот был сильно против: ещё до первого учебного семестра он твёрдо решил, что пойдёт и в аспирантуру, и в докторантуру, и получит возжделенную степень. Химия была его страстью, и в неё он вкладывался максимально, без остатка погружаясь в изыскания, часто перекликавшиеся с иными областями. Так, ему часто на помощь приходили аналитическая химия и спектральный анализ, изученный вдоль и поперёк уже на третьем курсе, а также фармакогнозия, поскольку работал с растительным сырьём, богатым на гетероциклы, Элллиот особенно много. Но, поскольку учебный план был чрезмерно заполнен, Эллиот успевал далеко не на все лекции ввиду отсутствия маховика времени, так что сошёлся интересами и чаяниями с группой будущих провизоров и таскал периодически у них конспекты по фармакогнозии и ботанике.
Компания, собиравшаяся вокруг Эллиота, стремительно разрасталась, и вскоре в неё входило шесть человек (Йоран, Амин, Михаэль, Ясмин, Айя и Сага), не считая сам "центр притяжения". Их связывали общность научных интересов, избранное место в столовой, Александр Шварц в качестве любимого лектора и ещё несколько факторов, из-за которых расстаться никак не выходило. К тому же, несчастный юноша-альфа, Йоран, был влюблён в человека, которого все предпочитали называть Алексом, не иначе как вспоминая Бёрджесса, хотя особых поводов не наблюдалось (помимо вечных шуток о Breaking Bad и варке мета после следующей сессии), однако объект невинной влюблённости не обращал на него внимания. Эллиот слишком свыкся с ролью асексуального беты, иногда ошарашивающего окружение романами с симпатичными первокурсницами или первокурсниками, но не более того. Не так редко они работали полным составом над особо сложными проектами и получили массовое прозвище "Гепта", хотя Эллиот больше предпочитал сольную работу, объединяясь с представителями физмата (Амин и Сага), когда требовалась помощь в конструировании прибора для выступления на конференции, химиком (Йораном) или провизором (Ясмин). Остальные пахали во имя гуманитарных наук, и Михаэль мог услужить острой статьёй в университетской газете: колкие словесные баталии всегда были его коньком, и ничего удивительного в том, что вскоре он нашёл себя в журналистике после длительного пребывания в статусе вольнослушателя, нет.
Благодаря собственной активной деятельности Эллиот Линд стал лицом химического факультета, сверкая на олимпиадах и конференциях, и часто получал стажировки, отказываясь, однако, от любого намёка на Лондон, куда возвращаться из-за потенциальных семейных разборок однозначно не желал и многое терял из-за того, что не хотел не иметь ничего общего с дедом и отцом, которые, едва завидев Эллиота на горизонте, вряд ли бы отпустили просто так. К счастью, и без Лондона был выбор богат: от Чикаго и Мельбурна до Москвы и Гонконга. Благодаря многочисленным поездкам и разнообразному жизненному опыту, полученному в процессе, Эллиот в дополнение к английскому, французскому, немецкому и профессиональному латинскому умудрился сносно выучить русский (хотя, стоит признать, акцент его скрипуче пугающий) и основы китайского, на котором способен составить минимально необходимый набор для выживания фраз и несколько предложений об излюбленных гетероциклах, языков. Помимо стажировок, были и иные причины покинуть Лейпциг: в частности, Эллиот с матерью часто проводили минимум три летние недели где-нибудь во Франции или Италии, а на Новый год периодически ездили в Китай — ради этого Эллиот брал академический отпуск. В Париже он познакомился с женщиной, вдохновившей его на написание первой оперы — звали (да и по-прежнему зовут) её Мириам Лютэ, ныне имеющая степень в области теории искусств со специализацией на музыке. К моменту знакомства с Эллиотом она уже обзавелась женой — аутичной омегой по имени Клара Лютэ, получавшей степень по астрофизике. Чета Лютэ стала для Эллиота близкими друзьями, которых он посвяща как в свои научные, так и в музыкальные изыскания, и ничего удивительного в том, что "Marini Fungi", написанные на латинском языке, Линд посвятил их паре.
За год до получения магистерской степени, как раз по окончании бакалавриата, имел неудовольствие познакомиться с будущим супругом, которого уже тогда, будучи двадцатитрёхлетним, успел возненавидеть до глубины души. Их знакомство началось на берлинской конференции, где особо богатые и влиятельные персоны подыскивали умных и многообещающих студентов, чью проектную деятельность имелся смысл спонсировать, и Эллиот сразу попал в поле пристального внимания со стороны Карла Гессе, человека откровенно пугающего и невыносимого. Гессе был чрезмерно навязчив, невыносимо внимателен, а затем вдруг оказывался учтивым и воспитанным, умевшим делать красивые подарки (именно из его рук Эллиот принял белоснежный альт ручной работы, который хранит до сих пор, лишь изредка музицируя на нём) и не менее красиво ухаживать, но этого не хватило, чтобы растопить сердце гадкого омеги-беты, помахавшего альфе ручкой и уехавшего обратно в Лейпциг. И хотя Гессе зачастил с поездками в Лейпциг, рядом неизменно оказывался Александр Шварц, способный вовремя выхватить оторопевшего подопечного из чужих рук, за что Эллиот был всегда благодарен.
Изначально Эллиот намеревался становиться школьным учителем и стать таким же, как мать, но не сложилось: он чрезмерно много времени уделял научной работе и совсем забросил педагогическую практику, очень ему требовавшуюся. По настоянию матери он неоднократно на месяц становится стажёром-учителем химии в её школе, и вроде бы дети были счастливы лицезреть юное и одухотворённое лицо человека, страстно преданного своему предмету и способного вселить в своих подопечных такой же пламенный интерес. В какой-то момент его любопытства повернулись в сторону университета, и Эллиот вознамерился повторить судьбу Александра Шварца. Человека, что примечательно, до ужаса одинокого и реализовавшегося только в научно-академической работе, но кого это волновало? Уж точно не Эллиота, чьё желание сбудется. Частично.
Два года магистратуры, после которой заманчиво маячила аспирантура, ознаменовался тяжёлой квалификационной работой, сбор материалов и проведение опытов для которой Эллиот Линд начал сильно заблаговременно с молчаливого одобрения научрука. Представил он вновь монохлорид серы в синтезе серосодержащих гетероциклов, но на сей раз взявшись за одностадийный синтез индено-1,2-тиазинов, индено-1,2-дитиолов и инденотиофенов на примерах циклопентен-1-илуксусной кислоты, инден-3-илуксусной кислоты и 1-метилиденинданов. Однако, к сожалению, получил свою степень он на два месяца позже из-за неожиданного срыва в монотонном приёме сапрессантов, начиная с семнадцати лет; доктор Шварц тогда с трудом вырвал своего протеже из рук какого-то левого альфы и, несмотря на бешеное выделение феромонов омегой, стоически довёз его до материнского дома, ни разу не коснувшись, как альфа, за что, конечно же, Эллиот, не готовый к сексуальному контакту ничуть, был благодарен невыразимо. Они могли продолжать смотреть друг другу в глаза, и доктор Шварц не отдал никому своё наставническое место, по-отцовски доведя Эллиота, теперь записывающегося отныне как M.Sc. Lind, до начала аспирантуры и её конца.
Аспирант Линд продолжал настойчиво развивать тему гетероциклических соединений, погружаясь теперь в степи азотсодержащих гетероциклов и методы их синтеза. Объектами его новых изысканий стали полинитрометаны и их реакционная активность в синтезе гетероциклов и нитросоединений. В частности, гем-динитроциклопропаны обязаны своим открытием именно Эллиоту Линду. Определилась и его своеобразная специализация — от серы он перешёл к азоту, и между Эллиотом и седьмым элементом периодической системы возникло особое притяжение — не иначе как ван-дер-ваальсовые силы. Параллельно он пребывал в статусе ассистент-профессора и читал лекции младшим курсам — к сожалению, в основном по неорганической химии, а не по более родной органике; он даже умудрился запомниться студентам — во многом потому, что всякую лекцию сопровождал парой особо зрелищных экспериментов, разбавляя сложную теоретическую часть, которую умел объяснять легко и играючи. Его же квалификационная работа рассматривала вопросы синтеза, структуры и реакционной способности N-цианопроизводных ароматических азотсодержащих гетероциклов.
Сразу же по окончании аспирантуры, в возрасте двадцати семи лет, внезапно вышел замуж за мужчину-альфу — всё того же Карла Гессе, настойчиво звавшего не только на работу в свою компанию. К сожалению, с Александром Шварцем пришлось расстаться: он сросся с Лейпцигским университетом окончательно и не смог уехать вместе с Эллиотом и его мужем в Берлин, как бы сильно того ни желал и как бы ни жалел, что не вырастил первого за весь свой преподавательский опыт хабилитированного доктора. Дав напутствия своему протеже, Шварц отпустил его с мрачным предчувствием: Карл Гессе не нравился никому из окружения Эллиота и, в первую очередь, его же собственной матери, которая тоже предчувствовала неладное, но никак не смогла отговорить сына, отчего-то пожелавшего попробовать на своём опыте, что такое эта загадочная семейная жизнь, хотя перед глазами маячил страшный пример Марты Флеминг, оставшейся в далёком прошлом и вдруг всплывшей вновь. Переехать сразу в Берлин она не решилась, посчитав, что должна дать сыну шанс вкусить вольной жизни. И если бы кто-нибудь только знал, чем всё закончится.
Первое время Карл Гессе показывал себя замечательным супругом: он вдумчиво следил за академическими успехами Эллиота, принятого в Берлинский университет в докторантуру, и за его здоровьем, помогая постепенно слезть с сапрессантов после одиннадцати лет постоянного использования, и всё было прекрасно. Вроде как царило взаимопонимание, и имелось нечто вроде любви, но спустя два с половиной года стало больно и плохо — Карл стал поднимать руку чаще, слова его становились резче, и, в конце концов, он отобрал у Эллиота документы и лишил зарплаты, будучи его непосредственным начальством. Словесные и физические издевательства стали нормой существования, но между ними поначалу светлые промежутки так называемого "медового месяца" были длинными и приятными, так что Эллиот на время почти забывал, что совсем недавно едва ли не захлёбывался собственной кровью. Пожаловаться кому-либо он откровенно боялся и перестал даже пытаться после того, как Карл не постеснялся избить его при полицейских в участке, куда Эллиот попал за езду в нетрезвом виде. Эллиот, в свою очередь, не удержался и подсел на дезоморфин — вместе с субоксоном и до первой остановки сердца от передозировки. Новый психодиспансер и академический отпуск последовали за этим происшествием, но зато замерло на длительный период домашнее насилие.
Его докторантура шла рывками и не отличалась особой стабильностью, принимая во внимание тот факт, что Эллиот Гессе часто оказывался в больнице после домашних побоев и вынужденно брал академический отпуск. И всё же, как ни странно, он переупрямил, в первую очередь, себя самого и пошёл на хабилитацию в две тысячи двадцать втором году, защитив диссертацию по теме "Синтез азотсодержащих гетероциклов на основе природных аллилбензолов по реакции Риттера". Помимо научной деятельности он пребывал в статусе доцента и слыл человеком со строгим голосом и не менее строгим видом, которого студенты отчего-то страшно боялись, но в качестве научного руководителя неизменно рассматривали, скромничая предлагать самостоятельно и дожидаясь, пока Эллиот Гессе обратит на них внимание. Несмотря на свою молодость, он всё же показал себя в достойной стороны в педагогическом плане и выпустил несколько магистров естественных наук, поскольку на большее пока не смел замахиваться.
Описать вкратце семейную жизнь можно следующим образом: вдохновлённый сим восхитительным событием, Эллиот написал "Тёмные воды" в две тысячи двадцать четвёртом году, и в произведении этом царил истинно лавкрафтианский дух и атмосфера настолько напряжённая, что побить этот рекорд уже никому не удастся. Эта опера была удостоена престижной музыкальной награды, а сам Эллиот, наконец, официально представил свою излюбленную технику, именуемую серийной.
Примечателен тот факт, что в две тысячи восемнадцатом году Эллиот Гессе познакомился по нелепой случайности с человеком, к которому начинает постепенно испытывать запретные романтические чувства — объект его воздыхания был мужем и отцом, но Эллиот закрыл глаза на всякую мораль: он слишком хорошо знал, что чувствовал к нему Грей Рашвольд, и, лишённый хоть какой-то нежности со стороны законного супруга, не смог удержаться от измены, пускай их головокружительные и полные ласки, которую прежде Эллиоту никто не дарил, романтические отношения начались только в две тысячи двадцать пятом году, итогом коих стала "декабрьская" дочь — Мёрфи Линд. Конечно же, родилась она не в Берлине — едва узнав о беременности, Эллиот торопливо выбил себе стажировку в Лондоне, где вновь установил контакт с оказавшейся заброшенной семьёй, принявшей его, несмотря на непримиримые внутренние противоречия, со всей сердечностью. Он всерьёз опасался расправы со стороны супруга, однозначно отрицательно относившегося к измене своего омеги, так что полтора года Эллиот живёт в Лондоне и от праздности зачисляется в Имперский колледж Лондона и проходит экстерном программу MSc Innovation, Entrepreneurship & Management.
И, разумеется, расправа последовала, но и Эллиот дураком не был: он подготовился практически ко всему. Ну, кроме изнасилования, когда Карл Гессе вдруг милым голосом сообщил, что готов передать будущему бывшему супругу все его документы при личной встрече тет-а-тет. Именно тогда Эллиот испортил супругу лицо, разбив о него тяжёлый стеклянный стакан и оставив уродливые шрамы на левой стороне лица. Развод всё же состоялся, и Эллиот вновь возвращается в Лондон, не рискуя некоторое время появляться на территории бывшей Германии вовсе. Он проводит всё своё время с дочерью и изредка поглядывает на семейный бизнес, тоже, по иронии судьбы, связанный с химической промышленностью и предаётся воспоминаниями о семейной жизни, хоть как-то пытаясь проработать эту травму с психотерапевтом. Он читает лекции по химии гетероциклических органических соединений в университете Лондона и в следующий раз приезжает в Германию — в Бонн, если точнее — на похороны Грея Рашвольда, состоявшиеся в начале декабря две тысячи двадцать восьмого года. Задерживается он надолго и-за необходимости быть рядом со своим другом, Карлом Рашвольдом, и именно это становится для него фатальной ошибкой.
После развода в их отношениях с Карлом Гессе не всё было гладко, поскольку Эллиот показал себя той ещё мразью, которая, как оказалось, отлично умеет мстить, делая это в какой-то оголтелой жестокостью, решив, что смеет много спросить за многолетние унижения и угрозу вырвать Мёрф позвоночник. Будучи в своё время для Карла Гессе не только талантливым химиком, используемым на оптимизации производства наркотиков, но и чем-то вроде аналога всесведующего советчика-записной книжки, чьё взвешенное мнение при спорных вопросах значило для Гессе достаточно много, Эллиот ведал о делах супруга и его бухгалтерии предостаточно, чтобы посадить их всех за решётку, даровав пожизненное заключение, но пошёл по несколько иному, более длинному пути и, к сожалению, не успел довести свой план до конца. Эллиот устроил компании своего дражайшего супруга серьёзнейшие проблемы с уплатой налогов, к коей в Европе традиционно относятся с пристальным вниманием и за уклон от коей можно порой получить наказание более суровое, нежели за убийство. Поскольку Эллиот не имел к бухгалтерии прямого отношения, да и косвенные его связи были крайне сомнительны, он умудрился преспокойно получить вожделенный развод, пока Гессе рвал и метал, ища виноватых. А потом внезапно понял, кто мог так подставить его перед деловыми партнёрами.
За свои тонкие махинации Эллиот сначала получил ненормальное, но искреннее восхищение, а потом — несколько ударов ножом в живот и отрубленную правую руку. Затем наступили темнота и кома, растянувшаяся на четыре месяца.
Как ни странно, после комы Эллиот Линд переехал в Бонн, а в Лондон вернулся за дочерью спустя полгода после переезда — ему необходимо было время, чтобы смириться со всем произошедшим, осознать это и встать на ноги; город он выбрал потому, что с ним связано множество воспоминаний о семействе Рашвольд, и потому, что в нём теперь жила Марта Линд, ради сына сменившая место жительства и поселившаяся лишь этажом выше. Доктор Линд получил благодаря своей широкой известности в учёных кругах место преподавателя органической химии в Рейнском Боннском университете и погрузился в будничную рутину, и темп его жизни постепенно становился всё более и более спокойным: после всех пережитых потрясений доктор Линд не желал появления новых. Всё, что не мог выговорить, он сублимировал в новое музыкальное произведение, и в конце концов появился "Приёмыш Богоматери", написанный специально под певческие способности Карла Рашвольда, которого Эллиот единственно видел в роли Приёмыша; эта опера стала для него настоящим прорывом — потеря правой руки сильно сказалась на его музыкальных навыках, однако Эллиот сумел себя пересилить и доказал себе, что Карл Гессе не отобрал у него нормальную жизнь.
Аутизм Мёрф диагностировали, как и полагается, в достаточном раннем возрасте, и ради неё Эллиот перекроил своё расписание так, чтобы не ошарашивать дочь неожиданными сменами планов, которые, к слову, и сам не особенно любил, однако с ней чаще бывала бабушка, дипломированный педагог, нашедший к девочке верный подход. Несомненно, и Эллиот участвовал в воспитании настолько, насколько понимал этот процесс, и всегда без зазрения совести потакал желаниям Мёрф, нарываясь на неизменное материнское ворчание, что портит девочку. Учебную программу для неё составили в соответствии с ментальными особенностями, так что в школе она появлялась достаточно редко, и чаще мелькала рядом с отцом в университете, как только подросла и начала всерьёз увлекаться зоологией. Он обучал студентов, выращивал магистров, руководил аспирантами, следил за желающими хабилитироваться и активно продолжал развивать науку в избранном направлении, периодически погружаясь в музыкальные тонкости, но пока что не создавая ничего достаточно серьёзного.
Спокойное бытие вполне Эллиота Линда устраивало, пока в его жизни не появился Антонио Моретти.
Антонио Моретти приходился дядей Карлу Рашвольду, утащившему с собой лучшего друга в две тысячи тридцать четвёртом году в Милан на слегка затянувшиеся каникулы. Роман между Антонио и Эллиотом вспыхнул будто бы сам собой, и ничего удивительного в этом нет: Эллиот точно уверен, что является истинным для этого человека, но вряд ли когда-нибудь сможет это уже проверить — не в этой жизни, как говорится. Так получилось, что они оказались вместе в одной постели во время эструса Эллиота, а на следующий же день Эллиот получил предложение руки и сердца — первое нормальное предложение руки и сердца в своей жизни, однако, к сожалению, для глубоко верующего человека было необходимо заручиться благословением отца Эллиота, Каспара, прибывшего в Милан из Лондона по столь важному делу. О чём беседовали явно на повышенных тонах эти двое за закрытыми дверями, Эллиот не знал, но, похоже, речь зашла о Мёрф и её втором отце... Ни Антонио, ни Эллиот не смогли остановиться во время грандиозной ссоры, и Эллиот покидает Милан, лишь много позже узнав, что ожидает ребёнка. От кого — до неприличия очевидно, однако упрямо молчит.
Своего сына, родившегося в две тысячи тридцать пятом году, Эллиот называет Мортеном. Совмещать серьёзную работу с заботой о младенце невозможно, так что Мортена берёт на себя Марта, позволяя Эллиоту работать и обеспечивать их разросшуюся семью; вскоре он становится заведующим кафедрой органической химии имени Кекуле, с которой практически сросся. Внимание своим детям он неизменно уделяет, но в их семье царит правило: ни в коем случае не отвлекать профессора Линда, когда тот готовится к лекциям, практическим занятиями, конференциям и экзаменам. Свободное от работы время он проводит с семьёй и оказывается не столь дурным отцом, какими бы мог быть потенциально. Кажется, он не самый плохой человек, если постараться не вспоминать о тёмном тяже, тянущимся из прошлого, разумеется.
Мортен получает воспитание достаточно интересное: Эллиот был отцом-эгоистом, который никогда не жертвовал ради своих детей всем, делая лишь значительные послабления Мёрф ввиду её ментальных особенностей. Эллиот пробовал педагогические новинки на Мортене, и мальчик миновал "ползательный" этап, рано научившись ходить, в три прочитал первую книгу, а зимой мог побегать босиком по снегу, впрочем, тут же получив разогревающую ванну; Эллиот приучил обоих своих детей решать конфликты путём мирных переговоров и дал понять, что не рассматривает претензии, выраженные в категоричной форме (то есть, всевозможные рыдания), небезосновательно полагая, что люди, если желают друг друга понять, разговаривают, а не ревут. Он постепенно вводил детей в курс своих проблем и избегал материальных разборок, хотя ни в чём их не ограничивал: зарплата вполне позволяла; он учил их прислушиваться к душевному состоянию ближнего, пускай Мёрф это давалось с трудом, однако Эллиот приучил Мортена к мысли, что ему надо заботиться о старшей сестре. Он позволял им быть самостоятельными и считал это главным в воспитательном процессе — и именно этим же принципом руководствовался, когда брал под свою опеку студентов, точно зная, что нельзя разрушать творческий потенциал человека. Что же, богатый педагогический опыт пригодился.
Тем временем карьера Эллиота Линда шла в гору, и с две тысячи тридцать восьмого по две тысячи сороковой год он являлся деканом родного естественнонаучного факультета. С две тысячи сорок первого года он уже возглавляет Рейнский Боннский университет Фридриха Вильгельма и наводит невыразимый ужас на ректорат, деканат, заведующих кафедрами, преподавательский состав и студентов. Часто читает лекции по химии гетероциклических органических соединений и практически не проводит практических занятий и семинаров.

Характер:
Эллиот Линд — человек не из приятных. Именно так отзываются о нём студенты и коллеги, основываясь на неких мимолётных впечатлениях и ощущениях: по некоторым не вполне ясным и обоснованным причинам доктор Линд вызывает беспочвенный страх у окружающих его людей. И проблема не в том, что в нём есть нечто действительное пугающее — вовсе нет; совершенно очевидно, что это странное отношение связано с его учтивой прохладностью и безукоризненным соблюдением субординации, а также высоким требованиям, выдвигаемым как студентам (среди которых по-прежнему не нашлось смельчака, рискнувшего бы нарушить дисциплину на лекциях доктора Линда), так и иным профессорам университета. Несмотря на не самые лестные отзывы о его личности, он человек приятных манер и безупречной воспитанности, который всё же производит положительное впечатление, пускай и с трудом: вежливость, собранность, точность и спокойствие, отличающие его, отчего-то отдают порою малоприятным льдом, не перетекающим, впрочем, ни в цинизм, ни в равнодушие, ни в мизантропию. Иногда может показаться, что доктор Линд не заинтересован в людях или вовсе испытывает к ним глубочайшее отвращение, что было бы грубейшей ошибкой в попытках понять его мотивацию и поступки.
Однако он, скорее, одиночка и индивидуалист, неплохо, впрочем, прижившийся в профессорском составе университета, но прежде не казался тем, кого, несмотря на достойный педагогический и управленческий опыт, стали бы назначать деканом или выдвигать в качестве кандидата на данную должность. В любом случае, к мнению доктора Линда прислушиваются, и ему этого пока что более чем достаточно: доселе он не высказывал ревностного желания войти в деканат и вряд ли выскажет когда-либо, ибо несравненно больший интерес для него представляют работа со студентами и свободная исследовательская деятельность. Доктор Линд определённо не станет заниматься по своей воле тем, к чему не испытывает ни малейшего любопытства, или же тем, что не возбуждает в его душе протеста и, как следствие, желания высказаться и предотвратить то, что противоречит его внутренним убеждениям. Что немаловажно, брезговать своими обязанностями, даже когда те скучные и исключительно волокитно-бумажные, он не станет, поскольку не смеет противиться обострённому чувству долга; к тому же, во многом это объясняется его любовью к собственному месту в социуме: бросить работу для доктора Линда — нечто невообразимое, поскольку он необычайно предан своему делу, которое сам же для себя выбрал уже давно.
Его характер можно было бы назвать тяжёлым, если бы в его жизни в принципе могли найтись люди, охочие до чужих личных жизней. Поскольку окружение доктора Линда составляют либо тщательно выбранные взрослые люди, либо занятые своими проблемами студенты, никто не имел возможности столкнуться с его характером вне формальной обстановки. Такое испытание сложно выдержать, ибо этот человек оказывается более требовательным и более замкнутым, более холодным и менее заинтересованным лично в Вас, чем кажется в обычное время. Особенно неприятно осознавать, что фонтанирующий идеями и вопросами студент вызывает в нём больше желания опекать и помогать развиваться, нежели гипотетическое существо, с которым Линд состоит в отношениях, традиционно характеризуемых как «романтические». Его жизнь существует как бы параллельно чужой и имеет ничтожно малое количество точек пересечения; свои проблемы он привык решать сам, со своими переживаниями он справляет сам, не испытывая ни малейшей нужды ни в сторонних советах, ни в помощи.
Исходя из всего вышесказанного, можно заключить, что доктор Линд — очень «официальный» человек не в смысле особенностей социального положения, а в силу характера. Его невозможно представить в домашней обстановке, вообразить себе квартиру, в которой может жить такой человек, или предположить наличие некой личной жизни, в которую он не допускает никого; все его знакомые обращаются к нему не иначе как «доктор Линд», избегая вспоминать даже, что у него есть имя, а не только «должность-фамилия». В любом случае, не похоже, чтобы его это сколько-нибудь возмущало.
Объясняется его поведение удивительно простым фактом: Эллиот Линд прожил жизнь самостоятельно и не намеревается делиться ею с кем-либо посторонним. И, более того, его такая жизнь полностью устраивает.
Дополнительно:
• страхи: потерять свою нежно облюбованную нишу в социуме, потерять детей.
• желания: продолжить спокойно заниматься научной деятельностью и жить своей жизнью.
• любит: своих детей, немецкую литературу (поклонник творчества Томаса Манна, собирающий букинистические издания этого писателя), «свою науку» (химию, разумеется), астрономию, астрофизику, математику (иными словами, науку в любом её проявлении), шахматы, собак (впрочем, излишняя занятость мешает завести свою), готовить, хорошее вино, долгие беседы, музыку (играет на семи музыкальных инструментах; из наиболее значимых достижений в области музыки можно отметить три собственноручно написанные оперы и четыре сопровождения к балетам), растения, политеистические религии, резкие (особенно лабораторные, химические) запахи, умных и любопытных студентов.
• не любит: котов, наглость, невежество, водить машину (имеет права и автомобиль, но заставить профессора Линда сесть за руль невозможно), отвратное вино, некоторые музыкальные жанры, рыб, жаркую и сухую погоду, вмешательство в личную жизнь, нарушения субординации, спящих студентов (впрочем, нет таких смельчаков, решившихся бы заснуть на лекции профессора Линда), гендерные стереотипы, горячий чай, свои анатомо-физиологические особенности, внезапные происшествия.
Связь:

Как нас нашли?
LYL.

Отредактировано Elliot J. Lind (2016-12-05 21:06:34)