α - Nishant Rudra, 32

Nishant Rudra[ENG]
Нишант Рудра[RUS]
Стоит, наверное, заметить, что «Нишант Рудра» - это отчество и личное имя, поэтому правильней будет обращаться только по личному имени, добавляя «господин», хотя возможно обращение и «кшатрий Рудра», указывающее на принадлежность к определенной касте. Но всё же сам, Рудра, предпочитает европейскую манеру обращения к своей персоне;
«Ракшаса», как демонов-людоедов из индийских сказок, но подноготная этого прозвища более печальна – является агхори, в религии которых есть такое действо, как ритуальный каннибализм.

[art by Lareine]

Внешние данные:
Ⅰ. Рост: 200,3 см;
Ⅱ. Вес: 100,7 кг;
Ⅲ. Цвет глаз: красное дерево;
Ⅳ. Цвет волос: белоснежный, седой;
Ⅴ. Оттенок кожи: молочный шоколад;
Ⅵ. Телосложение: мезоморф;
Ⅶ. Особенности: на лице и шее – ритуальные шрамы, которые не скрываются, даже подчеркиваются краской; так же вся спина, бока да внутренние стороны бёдер в продолговатых, длинных шрамах, словно кто-то полосами пробовал снять кожу; проколоты трагус и мочка уха, в трагусе – обычная серёжка-капелька, а в мочке – тяжелая, золотая серьга, обозначающая его статус, как между кастами, так и в самой касте;
▌Запах: запах сосны с тонкой ноткой дыма;
Общее описание:
«Избегаю назойливых взглядов,
Прячу под веками скверну»
Вся его внешность – это типичность. Типичность развитых мышц, типичность высокого роста или широких плеч, длинных ног. Но всё же – эта типичность нетипична для тех, кто никогда не был в Индии, кто никогда не видел собственными глазами, что собою представляют касты.
Он – кшатрий, воин, омытый благословением Шивы. От этого его руки сильны, рельеф мышц явен, а ладони, пальцы, подушечки пальцев собрали на себе все мозоли, что затёрли кожу до грубости, и всё для того, чтобы в ладонь лучше ложился тальвар. И саблей он умеет пользоваться, но, даже отложив её, он не становится менее внушительным. Скорее остаётся статичным: широкие плечи, разворотом тёмных крыльев ключиц, сильная и длинная шея, что расчерчена шрамами, покрыта иногда ритуальной краской, острые черты лица, что выдают в нём хищника, что не раз глотал сырое мясо и охотился на дичь. Спина широка, бёдра узки, а ступни пропорциональны – альфа, что был рожден доминировать.
Но всё же – некоторые нюансы в нём делают мужчину непохожим ни на кого – седые, длинные, волосы, что укрывают спину белым саванном до ягодиц. Они жестки и прямы, и почти никогда не собираются, всегда лежат поверх одежды, поверх всего того, что прячет и скрывает от чужих взглядов. Прямая осанка, разворот плеч, широкий шаг – но если заглянуть под слои одеяний, снять, как с луковицы шелуху, то можно увидеть множество шрамов, что покрывают спину его, поясницу его, переходя на бока и бедра, полосами старых, заживших, да новых, заживающих отметин, разрывая кожу цвета молочного шоколада. Как и лицо.
Лицо его – чёткими мазками написанная картина, повествующая о своеобразной красоте в понимании индусов. Тёмные брови, тяжёлый взгляд красновато-коричневых глаз, длинные ресницы, аккуратный нос с горбинкой, высокие скулы, что почти не выделяются, обычный, «упрямый», подбородок, тонкие губы, без припухлостей или особенностей. Только шрамы придают индивидуальность – их вертикальные полосы по щеке, векам, лбу, губам и подбородку соединяются с горизонтальными, кои расположились в правом уголке губ, по переносице, щеке, лбу. Рисунок их прост, линии, что соединяются между собой, неся в себе символ пути, что должен быть пройден.
Но если отойти от конкретного, деталей, и перейти к общему, впечатлению, то останется совсем немного – лёгкий дискомфорт, что он дарит своим ростом, да лёгкое покалывание по пальцам и шее от интонаций голоса, что выдают в нём иностранца, для коего немецкий язык не родной. И всё, в остальном – он мимолётен, как тонкий запах дыма.

Основные пункты биографии:

Часть первая. Когда в семье: двое агхори и один ракшаса.

Не существовало такого слова, как «запрет», всегда только было – «должен», «так полагается». И это принималось, как всемирный закон, что не может быть оспорен. Да, и зачем оспаривать что-то, когда на каждый твой вопрос родители могли ответить развернуто, ничего не скрывая?
И это было столь любо, что вопросами он сыпал, как дождь в сезон дождей, и ожидал ответов. Любопытство было его главной чертой, а потом ответственность, когда в их семье появился ещё один ребёнок. Только радоваться ему пришлось не долго – год, а может и три, но всё же ужасное событие случилось – маленький ребёнок, за коим должна была присматривать армия слуг и старший брат, свернул себе шею, упав с лестницы. Он помнил этот крик одной из слуг-омег, что стала свидетелем оного происшествия; он видел, как мать, его мать, что была всегда строга и сильна, кричала, обнимая тело младшего, сломанную игрушку, в коей не было больше жизни. А ещё он помнил последующий разговор, как родители спорили – но мать, хоть она и была омегой, настояла на своём. На ритуале. На наказании.
Следующее утро было кошмаром. Его подняли рано, одели и посадили в машину, рядом с небольшим свертком в белом саванне. Они ехали на кладбище, на одно из многих захоронений, что были вокруг города. Там они очутились через несколько часов; солнце давно взошло и припекало во всю силу. Кладбище казалось заброшенным, но у одной из куч был разведен костер, в котором трещали сухие ветви. В ту секунду он, мальчик, ещё не понимал, что будет дальше, но что-то вроде тошноты чувствовал, хотел убежать и даже умолял об этом – ответом была пощечина, после которой ему пришлось только кусать губы и смотреть, как сжигают его брата, как его готовят к употреблению. Ритуальный каннибализм – вот так называлось это действо. А он давился, вкушая сладковатое мясо, принимая наказание и уже ничего не прося. Только слёзы бежали по щекам и тошнота подступала к горлу, но глоток да ещё один и комок уходил.
В сознании его формировалось понимание того, что за любой проступок ты должен нести ответственность. И что, съедая любимого, ты отдаешь ему честь, почитаешь Шиву и просишь его благословения.

Глава вторая. Среди кшатрий ты должен обладать определёнными качествами, такими как: честолюбие, правдивость, ум, обращение с оружием, сила и выносливость.

Мать – кшатрий, отец – кшатрий, а ещё они истинная пара омеги и альфы, то перед глазами будет их пример. Как к ним приходили за советом, как их слушали, несмотря на казалось бы некое неравенство между омегами и альфами, как им отдавали дань уважения, а от их сына ждали свершений. И от этого мальчика никто не спрашивал – ибо он «должен», «обязан» - даже пока ещё незаметная седина ничего не могла изменить.
Но он не сопротивлялся этим указаниям, следовал им неукоснительно, вбирая в себя знания, как ракшаса, что не знал чувства сытности. Он хотел – нет, не искупить вину – всего лишь стать тем, кем могли гордиться. Стать хорошим кшатрием. И он им становился, изучая военное дело, экономику, дипломатию, как и любой другой, кто должен был в скором времени встать у руля в правительстве, стать советником, стать начальником. Только внутри что-то подначивало на разные проступки, что он прикрывал своей верой, что он агхори. И во многом всё это сходило с его рук.

Глава третья. Череп младшего брата и ритуальные шрамы.

«Это ты делал своими руками,
Это ты думал своей головой»
Шрамы на лице – это красиво, особенно когда они приручены к какому-нибудь ритуалу. Поэтому когда нашелся такой ритуал – он с радостью на него согласился, и поэтому на совершеннолетие, что наступило в сезон дождей, под барабаны и мелкие, тёрпкие, напевы, уже не мальчик, мужчина резал ритуальным ножом своё лицом под руководством одного из жрецов, что опрыскивал его с ног до головы кровью священной коровы. Внутри всё плясало и кричало, он почти чувствовал эйфорию, но всё же четко представлял, зачем всё происходило и как это больно, резать самого себя. И если с первой частью, с порезами, мужчина справился на отлично, то когда на его лицо проливали тёплую кровь из только что убитой коровы, он чуть не закричал, чувствуя, как агония проходила через его порезы, как его кровь смешивалась со священной кровью.
А потом к его губам подносили гладкий, белесый, череп брата, наполненный какой-то дурно пахнущей жидкостью, и тыкали им в губы, чтобы он испил. Не задумываясь, его губы раскрывались, а горло обжигала кровь, вперемешку с алкоголем. Он стал взрослым.

Глава четвертая. Работа, выбор жизненного пути. Корпорация «Крисаги».

Выбор работать где-то вдалеке от дома был одним из многих выборов, что был ему доступен, как взрослому человеку. Ни каста, ни религия его не держали, он был воспитан в лучших традициях, он был продуктом общества, и его честолюбие было выше самых высоких гор. Ему хотелось других горизонтов, испробовать совсем другого сладковатого мяса, испить другую кровь. Найти ещё один кусочек Шивы.
От этого он очутился в Бонне, который был для него не первым, и не вторым городом в его путешествии, которое можно было назвать паломничеством, только, по сути, таким не являлось. Но кто же будет вдаваться в настоящие причины, когда с его губ срывались такие правильные аргументы? Никто и от этого он был всего лишь паломником, что искал смысл бытия. И находил, наткнувшись на таблоид с рекламой какой-то новинки от «Крисаги». Загорелся желанием, чувствуя, что именно Шива указывала ему дорогу, следующий пункт его жизни. От этого – он штудировал всё то, что могло помочь ему устроиться в компанию, что помогло бы стать на одну ступеньку ближе к своему божеству. И все его усилия окупились. Он был принят на работу в «Крисаги».

Глава пятая. Без двух десять лет вместе.

«Ты – моя весна,
Открытая, беспечная,
Святая, бесконечная,
Далёкая весна…»
Им позволено было только ненавидеть друг друга, но всё же ростки влечения, почти помешательства, мелькали между ними или только в нём, и он этого не скрывал, говоря, чуть тихо, чуть громко, что хотел бы от него кусочек. Жаль только Диего Эстебан де Кортес не оценивал подобных предложений, и от этого Ракшаса переводил всё к подначке, к привычной для них схеме сосуществования. Когда он следил за ним, когда почти заставлял спать, употреблять еду, что приносил к нему, когда только губы его дергались от того, что его босс умел проговаривать, задевать. И иногда ему хотелось всего лишь хорошенько его ударить, чтобы прекратил, но рука Ракшасы никогда не поднималась, потому что ответственность за проступки в нём была велика. Череп брата был привезён им из Индии, и лежал в его квартире на видном месте, кочуя из гостиной в спальню. И обратно.
Поэтому он только кивал, губами проговаривал «бла-бла-бла» и делал всё, что считал необходимым. И, наверное, именно это «необходимое» для других, видящих их отношения со стороны, стало тем поводом для сплетен и версий о том, что в их тандеме главный всё-таки Нишант Рудра, а не Эстебан де Кортес. Но мужчина никогда не развеивал этот миф – он был выгоден, на руку. Потому что именно так он чувствовал почти животные чувства альфы.

Характер:
«Во мраке, во мраке,
Во мраке, во мраке...»
Звучат барабаны, тишину разрывают только движения сабель да ног по земле. Двое сходятся в смертельном танце, вгрызаясь друг в друга – это привычная драка за омегу между альфами. Привычное занятие для кшатрий, что живут только для битв на любом из полей. И именно эта привычность приносит эйфорию; ему нужно быть на грани, быть в опасности, когда его хотят схватить за глотку – потому что без этого, его челюсти ноют, желая вкусить чужой плоти.
Он агрессивен, но агрессивность эта граничит с двумя другими качествами – такими, как ум и расчетливость. И от этого – если его удар всё-таки пришелся по кому-то, то он будет жаждать только победы, полного уничтожения, чтобы облизать бледные кости своего врага.
Он помнит каждого; с вероятностью в девяносто три процента может сказать, что же происходило полгода назад – каждая страница его жизни записана на пергаментах, что всегда можно развернуть внутри черепной коробки. Наверное, именно поэтому ему не в тягость работать тем, кем он работает. Следить и бдеть за собственным боссом, быть тем буфером, что сможет протянуть руку и встряхнуть, сказать, что сейчас нужно отдохнуть. И он не принимает возражений, потому что в его понимании возражений на такие практичные просьбы не существует, ибо он прав, абсолютно.
И именно в этой мелочи он раскрывается полностью – полное его доминирование над объектом, полный контроль над ситуацией, и проецирование этих ситуаций, чтобы поставить себя, кого-то другого, в какое-нибудь положение. Он как – буря, хотя бурей он и является, ибо имя его «Рудра» одно из имён Шивы, означающее «повелитель бурь». Он почти безумно жесток – страха так такового в нём нет, «агхори» вытравили из него это, сделали тем, кто он есть – каннибалом, что просчитывает свои шаги, поклоняется богам и потом же вбирает в лёгкие побольше отравы и мелко её вытравливает из собственного организма. Но Ракшаса нельзя назвать безумцем, он логик, он рационалист; он всего лишь продукт своего общества. Тех устоев и традиций, что пестовались на протяжении ни одного столетия.
И всё же в нём есть и много от того сообщества, в котором он вращается почти десять лет. Вежливость, потому что приятно вежливо разговаривать с людьми, потому что здесь в каждом уголке ощущается свобода, что нет «обязан», «должен», здесь они другие. И от этого – где-то глубоко внутри он счастлив, как счастлив может быть любой паломник, что нашёл свою Мекку.
Но счастье это выливается в другие чувства; в такие, как: знание собственного пути, как знание того, что он желает. И желание такое почти разъедает его, почти заставляет мелко медитировать в собственной квартире, вдыхая пары лёгких наркотиков, что любой из агхори использует для подобного действа. И хотеть сразиться, просто разрушить всё и напиться крови, обладать объектом желания.
В нём нет мягкости, только острие тальвара, которое так же было привезено им же из дома. Но обычно это остриё скрывается в ножнах, в воспитании, что он получил, как старший сын. Он не позволяет себе больше, чем необходимо, но если кто-то перейдет грань, дорогу – демона ничто не сдержит. Он будет готов убивать и убьет.
Дополнительно:
• страхи: скорее так таковых нет, или они не выделяются во что-то однородное, что нельзя сдержать, удержать в себе. Он агхори, кои учат себя бесстрашию и подчинению этих страхов;
• желания: одно из самых больших – испробовать кусочек мяса Диего Эстебана де Кортеса, а за одним и поставить на нём свою метку;
• любит: битву, до первой, а иногда до последней крови; сладковатый привкус человеческого мяса; медитации, которые он хотел бы иногда проводить среди могил; череп младшего брата; лёгкое ощущение прикосновений к собственным шрамам; белые рубашки и длинные волосы;
• не любит: прикосновения к своим волосам, тем более когда пробуют за них потянуть или сжать в кулак, иногда такое может довести до лёгкого приступа бешенства; когда не исполняют его просьб или просто их игнорируют; притрагиваются к тому, что или кого он считает объектом своей ответственности; когда не скрывают отвращения к его шрамам, потому что для него они повод для гордости и выбора; когда действуют на нервы нотациями и поучениями или спрашивают о том, каково на вкус человеческое мясо.